ДЯДЯ МИТЯ, ДО СВИДАНИЯ… УТРАТЫ И ОЖИДАНИЕ ВСТРЕЧИ…

Еще позавчера ты вспоминал сон дяди Мити, глядя на окружающее… А сегодня его не стало… Санюшка, Митюнюшка… Только жена, половинка, тетя Наташа, принимает слова, которые летят уже запоздало… Сколько уж дружбы, и нерозданного, нерастраченного – не успеешь оглянуться, все летит быстро. Жизнь земная. Дни лукавы суть. Миг – и нет ни дней, ни лет…

Еще вчера по дороге, на суд и обратно, к другому другу, Владимиру Васильевичу – ты вспоминал про долгие разговоры. Как трудно будет все восстанавливать… И сердце выпрыгивало от радости. Наконец-то перемены. Сколько уж пройдено и сделано. И сколько еще впереди…

Мало навести порядок. Владимир Васильевич, глядя на то, что творится, однажды воскликнул: – Мученики будут те, кто остановит это все…

На что ты, в ответ, не отрываясь от ленты дороги: – Это что… Мученики – будут те, кому придется все это восстанавливать…

– Точно!...

И правда, в университете, еще в те годы, когда реальность ядерной угрозы воспринималась не в шутку, а была частью общественной жизни – на занятиях гражданской обороны, которую все вы за глаза звали однозначно «гроб». Грузные генерал, с соответствующей всей обстановке фамилией Горбацевич, диктует очередную вводную:

– На город N... Упало три боеголовки. Одна мощностью 20 мегатонн… В районе стадиона… Другая мощностью 45 мегатонн, в районе промышленной зоны… И третья, мощностью 30 мегатонн, в районе лесопромышленного комплекса… Вы командир спасательной группы. Ваши действия…

И тут уж, согласно всей этой спасательно-восстановительной науки – вычерчиваются маршруты, выстраиваются колонны, обозначаются бомбоубежища, где в подвалах еще могли сохраниться живые души… Время формирования. Оснащение… Все, выдвигаемся…

Согласно той науки и данных о противостоянии против тебя и твоей страны, в недрах военной машины Запада было разработано и обсчитано как минимум два стратегических плана, связанных с подобной агрессией. В одном подсчитывались потери и возможности восстановления, если удары будут нанесены по крупным городам. В итоге получалось, что при немедленной реакции на удар по всей стране – понадобится где-то лет 10, чтоб восстановить потенциал…

Второй план, который обсчитывали западные стратеги – удар по крупным промышленным объектам. В этом случае нам пришлось бы восстанавливаться 25 лет…

И вот в нынешние времена, казалось, без всякой видимой агрессии и нападения. Это – произошло. И тогда, разъезжая по дорогам опустевшей России, глядя на разбомбленные предприятия, заросшие поля – именно поэтому ты и воскликнул, что мученики будут те, кому предстоит все восстанавливать. Это на момент «перестройки», когда было остановлено практически все. Лучшие куски – стали «частными», остальное – разбомблено, пущено на разорение.

Тогда, тем, кто взялся бы восстанавливать – понадобилось бы лет 25. Прошло еще 30 лет – и к этому сроку только прибавляется и прибавляется тяжести.

Ведь восстанавливать – придется все равно. Если, конечно, не желать продолжать существовать по чужим указкам, рабами и лишними людишками на своей земле. Каждую минуту – этот срок только увеличивается. Каждую минуту – тяжкий груз восстановления только возрастает. Именно поэтому – ты и торопишь, чтоб поскорее пришло это время. Успеть начать это благое дело. Наладить. Продолжать придется нынешней молодежи. Они – основная сила…

На этом пути тебя и подстерегают те, кому это не нужно. Кто «работает» на то, чтоб все шло и дальше подобным образом. Тюрьмы. Лагеря.

Суд. Сергей Юрьевич. Не скрываясь, подробно пишет, даже упоминая детали из личного общения – что все это бред, абсурд. Поручаясь за тебя. Указывая на то, что общество в здравом уме не должно преследовать человека за убеждения. Все это клевета. Напоминая еще и другого своего героя – Груздева… Ты извини за прямоту, но плохой человек твой Жеглов. Для него люди — мусор. А для тебя это вовсе не Жеглов… А коллективный анонимный автор всех этих дел и приговоров… Пришло время. Борьба дала свои плоды. И статью эту – «декриминализируют». По которой у тебя уже четыре приговора (ну не рекорд ли?!)

Еще до этой эпопеи. Приговоров и преследований. Это он, Сергей Юрьевич – рекомендовал тебя в союз писателей. Давно. Обрадовавшись твоей скромной писанине… Одну пьесу даже хотели поставить. Но дочь попала в аварию. Решили попробовать сделать моноспектакль. На радио. Только нарвались на «гадио Госсии». Где при его звонке отозвались привычно – «а сколько дадите денег». Оставалось только улыбнуться. И махнуть рукой. Каких денег.

Сам человек, да какой, безплатно, готов был у них поставить, прочесть… А, машешь рукой – да пошли они! Все на продажу… Так и не осуществляется при них ничего… А теперь уж и не осуществится…

Но это – не те потери, о которых можно жалеть. Личные. Хотя без личного – куда ты денешься? В поручительстве за тебя в суд – он вспомнил, как болел – и как ты пришел к нему, с друзьями-монахами. И как после этого – стало легче. Он не ожидал. Московская жизнь изменяет многих. Теряется непосредственность. Радость детская. Бескорыстность. Редкость. Оживляющая. Ободряющая. И жизни было еще много – полтора десятка лет. Все, что было дано…

И вот теперь – остановилось. В эти же дни, в начале века – уходил папка. Долго. Помогал строить. Две церкви. Болел. Полтора года боролись с его болезнью. Ты все надеялся, что какой-то поход, куда-то в тайгу, остановит это течение болезни… Смерть была противником. С которым нельзя было соглашаться, смиряться. Надо было испробовать все, что мог… Ему давали всего месяца три, а вы еще прошастали по лесам, по тайге. По любимым местам – полтора года. Посетив все «свои» места. Попрощавшись.

И потом уже, в тюрьме, все это возвращалось по-другому. Каждую ночь – один сон. Река. Та, заветная, идеальная. Где берега – изумрудны и радостны. Где вода – сладка и алмазна. И ты плывешь по ней. Один. А сзади. За каким-то поворотом – он, папка. И ничего не страшно. Нет смерти. Есть легкое, теплое дыхание. И ощущение встречи – когда придет время.

И сейчас, в тот миг, когда ты пишешь. Друг, и соцсетей, шлет тебе под руку: «Сейчас умерла моя соседка, ветеран труда, в 14 лет она встала у станка на заводе, когда война началась. Так и проработала там всю войну. Была очень хорошим, справедливым человеком, хоть иногда и жестким. Помолись с мамой за упокой её души. Звали её Анна».

Вот так и сегодня. Живые и мученики, на чьи плечи лягут трудности. И ушедшие, с кем встреча еще впереди – помяните их. Сергей. Анатолий. Безвестная труженица Анна.

И об избавлении от встречного зла, пытающегося нас побороть и не могущего. За здравие. Владимира Васильевича. И всех, кого знаете. Отцовство. Забота. Дружба. Преодолевают не только временное. Любовь крепка, как смерть. Но тот, у кого она есть – тот умереть не может…

 

Екишев Юрий