Постоянно действующее совещание национально патриотических сил России

Маркс — самый плохой мессия в истории

Маркс — самый плохой мессия в истории
Маркс — самый плохой мессия

Тридцатилетие государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) повод вспомнить о поздно опомнившихся. Статья Евгения Бурукина, эмоционально и достаточно точно объясняет многие аспекты «коммунистической» теории. Те же силы, что спонсировали революции, сегодня рвутся к абсолютной власти, стремятся превратить людей в бездумное стадо не только пропагандистскими, но и медицинскими средствами.

Тридцатилетие государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) повод вспомнить о поздно опомнившихся. С начала 1985 года генеральный секретарь КПСС разваливал великую державу, но лишь в августе 1991 года нашлись те, кто решился его отстранить от власти. Но отсутствие массовой поддержки и откровенная слабость исполнителей привели ГКЧП к очень быстрому краху. 
Сегодня ещё много людей не понимают почему так слаба оказалась великая держава, победившая всего 40 лет до этого в Великой Отечественной Войне, и снова возлагают свои надежды на «коммунистическую» теорию. Удивительно много молодёжи, что не жила в СССР, или застала только в детстве. Причина этому сегодняшняя страшная капиталистическая действительность.  
Не стоит возлагать несбыточные надежды! 
Статья моего друга, Евгения Бурукина, эмоционально и достаточно точно объясняет многие аспекты «коммунистической» теории, наглядно показывает почему она напрочь фальшивая, поясняет глубинные причины развала СССР, показывая, что ни советского, ни социалистического в этом государстве ничего и не было. И кажется, что Маркс, Энгельс, Ленин и многие другие революционеры-марксисты больные на всю голову люди. Это если считать, что они действительно хотели благо народу. Но, похоже, некоторые из них специально сбивали с правильного пути, а другие преследовали совершенно другие цели, очень далёкие от интересов народов. 
Важнее другое. Те же силы, что вложили в головы революционеров теорию марксизма и спонсировали революции, сегодня рвутся к абсолютной власти, стремятся превратить людей в бездумное и послушное стадо не только пропагандистскими, но и медицинскими средствами.

 


Предисловие

Маркс — самый плохой мессия в истории. Ну, конечно, такой славы Карл себе не желал. Разумеется, он описывал свои мечты о справедливом обществе и свои представления о пути к нему без желания принести зло человечеству. Но «благими намерениями выстлалась дорога в ад».

Идея социализма звучала от мыслителей и раньше. Но именно Маркс сделал её наукоподобной, подтолкнув народы к бесчеловечным экспериментам. Ну как же, масса специфических терминов, формул, сложных объяснений и прямых, как гвозди, выводов — всё в сочинениях Карла и его последователей производило впечатление серьёзных исследований, научно выверенных теорий. Практика же претворения этих теорий в жизнь показала — не все ладно в Датском королевстве. Если бы социалистическая теория была верной, действительно научной, разве обернулась бы она тем кошмаром, в который окунула человечество? Разве так сравнительно быстро умерли бы государства, последовавшие за нею?

Нет, Маркс оказался не учёным. Учёные совершенствуют жизнь. А он - журналист, публицист, утопист, фантаст, схоласт... — кто угодно, но не учёный. Блестящий ум взлетел до философских и политэкономических высот, да там и потерялся, оторвавшись от природных законов и житейской мудрости.

В художественной лениниане есть картина «Ходоки у Ленина». На изображении три крестьянина в обносках спорят с интеллигентно одетым Ильичём, а тот, иронично улыбаясь, парирует. Так и представляется: мужики предъявляют простые житейские взгляды, а Ленин отвечает теоретическими положениями марксизма, облекая сложные конфигурации в простые, понятные малообразованным сельчанам. Что-то навроде:

— Ну зачем, Владимир Ильич, вы отбираете-то у нас наш урожай?

—А чем, батенька, прикажете кормить борцов с миром капитала? Святым революционным духом? Нет. Этак мы социализм не построим. Каждый должен внести свой вклад в дело революции. Солдаты отдаёт свои жизни, рабочие отдают свой труд. И крестьяне должны вносить посильную лепту.

— Да мы не против этой …, как его …, лепты. Но ведь мы ж с жёнами и детушками своими перемрём, ежели вы весь хлеб отбирать будете?! Кто ж тогда будет кормить борцов за дело революции?

— Вот вы, товарищи, рассуждаете, как несознательные мелкие собственники. Ваше личное вам кажется важнее нашего общего грандиозного дела. А ведь мы переустраиваем, шутка ли сказать, весь мир. Вот увидите - скоро такая прекрасная жизнь настанет! Не будет ни помещиков, ни капиталистов! И рабочие, и вы, крестьяне, - все будут работать только на себя. Всё, что заработаете, будет исключительно вашим. Потерпеть только немного нужно, товарищи.

— Так ведь мы не доживём, Владимир Ильич, до этого прекрасного времени! Продразвёрстка всё выметает подчистую! Даже семян не оставляет! Мало того, что нам до нового урожая только и остаётся, что солому жевать, так весною и посадить будет нечего! А значит, и собрать осенью ничего не удастся! Вот и наступит прекрасное будущее - приедет продразвёрстка, а взять-то и нечего! И не у кого. Потому, что перемёрли все от голода.

— Товарищи. Ну, никак нам сейчас без союза сознательных пролетариев с трудовым крестьянством не победить мировую буржуазию. Вы - рабочим зерно и мясо, а рабочие вам - гвозди, ситец, стекло... Только вместе, единым фронтом мы сможем построить новое справедливое счастливое общество!

Долгих четыре года, с 17-го по 21-й, крестьянские ходоки, подозреваю, всё приходили и приходили к Ильичу, пытаясь донести до гения социалистической революции простое житейское соображение - нельзя голодом и всеобщим мором построить счастливое общество. Разумнее отменить продразвёрстку, забирать у крестьян только часть выращенного, как налог, и разрешить крестьянам торговать урожаем, самим решая, что нужнее купить - гвозди или ситец. Только в 1921-ом году Ленин введёт НЭП, отказавшись от немедленного построения коммунизма.

Примерно так разумные правила жизни и утыкаются в умозрительные конструкции Маркса и Ленина. Да, выглядят эти мыслители профессорами. И говорят вроде бы умные вещи. А с житейской точки зрения, с позиций здравого смысла, если идти не выдуманными путями, а отталкиваясь от законов общественной природы, понятной даже простым крестьянам, эти мыслители, хоть и могут ворочать мозгами и книжки писать - вовсе не гении, и даже не мудрецы, а напыщенные "великими" идеями дураки.

Давайте рассмотрим их идеи с позиций житейского здравого смысла и посмотрим, как практика показала их несостоятельность.

 

Уничтожение частной собственности.

Краеугольный камень всего учения Маркса. Главная цель коммунистов. Собственность объявлена тем основным злом, на котором произрастают остальные: неравенство, несправедливость, институты семьи и государства, деньги и торговля, эксплуатация и войны... Да, в принципе, всё, что придумала человеческая цивилизация. Вообще-то, очень похоже, что её-то, цивилизацию, и решили разрушить коммунисты. А оно нам надо?

Когда я читал «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «Манифест Коммунистической партии» в 10-ом классе, был просто восхищён безграничной революционностью Маркса и его друга Энгельса. Грандиозно! Не мелочась, решиться «одним махом убивахом» всё! И на обломках старого мира произрастёт новая красивая жизнь! Вот это война так война! А не то, что было раньше - за территории там или политическое влияние.

По мере взросления впечатление от радикальных коммунистических идей всё тускнело и тускнело. Стоит ли такого страшного кровопролития эта радужная неизвестность — коммунизм? Соглашусь ли я с той долей оплаты труда, которую мне определит общее собрание трудового коллектива, а не тарифное расписание? Не окажется ли в тягость полная зависимость от других людей? Не бред ли - идея не иметь собственных вещей, а пользоваться общими? Оказалось, Ленин со товарищи попробовали это сделать. Ничего путного не получилось. Страну ввергли в страшные бедствия, но все жертвы были напрасны. Потому, что старое раскурочили, но вернулись к тому, что было.

Если же серьёзно взглянуть на историю - всё новое не вдруг ломало старое, а рождалось в старом, росло, укреплялось и постепенно заменяло. Так, может, и коммунистическое должно идти таким путём? А это значит - старое и новое должны долгое время сосуществовать. И не бороться, а соперничать, не убивать друг друга, а соревноваться.

И, наконец, пришла страшная догадка: и Маркс, и Энгельс, и Ленин, и все остальные коммунисты - просто больные люди. Не то, чтобы сумасшедшие. А не повзрослевшие. Случился сбой в развитии, и юношеский максимализм сохранился до старости. Этакий подростковый боевой задор. Журналист Маркс, несмотря, что профессия не даёт достаточных средств к существованию, всю жизнь не делал даже попыток заняться чем-либо серьёзнее, всю жизнь оставался инфантильным и пользовался денежными подачками друга Энгельса. Всю жизнь сам Энгельс прожил вполне себе капиталистом, не отказывая ни в каких удовольствиях. Куда уж честнее были те коммунисты, которые хотя бы пробовали создать коммуны. У них всё разваливалось, но и этот опыт наших фантазёров Карла и Фридриха ничему не учил.

А что скажет адекватный крестьянин на предложение образовать коммуну? Что она нужна только ленивым. Чтобы спрятаться за чужие спины и жить за общий счёт. А ведь это не что иное, как та самая эксплуатация, против которой и боролись! Что скажет нормальный мужик, если ему предложат пользоваться общими инструментами? Да растерзают эти инструменты, ничего не останется - раз общее, значит, ничье.

Частная собственность родилась вместе с человеком, вместе с человеком она и исчезнет. Тело — моё. И нормально только то положение, когда что делать своему телу приказываю только я. Изобрели копья. Копьё — моё. Я слежу за его исправностью, крепостью и остротой. Мне и не приходит мысли ходить проверять и ремонтировать чужие копья. Каждый должен быть ответственен за своё. Из этого и складывается общая ответственность. А сделать всё общим — всех подтолкнуть к без ответственности.

Классики коммунизма слукавили, что, де, в первобытности человечество жило без частной собственности. На самом деле собственность была не ОБЩЕЙ, как они утверждали, а СЕМЕЙНОЙ. А это не одно и то же!

И до сих пор в подавляющем большинстве случаев внутри семьи разделения большой, производящей, собственности по индивидам нет. "Это наше," - говорят её члены. Разумеется, это отношение не касается пользовательский мелочи. Зубная щётка у каждого своя.

Но в первобытности семьи были больше. Классики коммунизма сами указывали, что существовали родовые общины. И собственность у них была общая. Простите, классики, но родовые общины как раз и были теми самыми семьями! С усовершенствованием технологий родовые семьи вначале разделились на патриархальные (патриарх с женой, их сыновья с супругами, их внуки с супругами - все живут вместе и ведут общее хозяйство). А затем на просто супружеские (он, она и их дети). Соответственно, и владение средствами производства до сих пор остаётся общесемейным делом. Никакой общей собственности в истории не существовало, пока не образовались государства. Государственные казна, земля или склад... уже служили всему обществу, и их условно можно считать общественными. Но в своей сути это всё же государственная собственность, которою распоряжается не общество, а чиновник. И коммунистические практики, при всём своём желании сделать средства производства общими, не могли прыгнуть выше головы, и ничего нового не построили, кроме той самой государственной собственности с властью чиновника.

Лукавые классики коммунизма в своих демагогических целях не только семейную собственность назвали общественною, но и появление имущественного неравенства прилепили к рождению частной собственности. Ну, а раз собственность, как мы считаем, была частною всегда, то и неравенство не появилось! Оно БЫЛО ВСЕГДА!

Посмотрите на тех же обезьян - ближайших родственников человека в животном мире. И умственное, и физическое, и социальное (ранговое), и имущественное неравенство у них уже (!) существует безо всякой производящей собственности.

— Мои самки, моя территория, мой кусок... — говорит вожак. Мой кусок, мой кусок, - кричат друг другу остальные. Представим, что их стадо эволюционирует в людей. Если средства производства позволят, все остальные самцы стада тут же станут такими же, как вожак: моя территория, мои вещи.

Люди не равны с рождения по физическим данным. Умнее-глупее, сильнее-слабее, хитрее-наивнее и т.д. Люди не равны с рождения и имущественно. Один — в корзине, другой — в люльке с бриллиантами. Возможно ли сделать людей одинаковыми физически? Нет. А вот в имуществе, классики решили, можно пойти против природы и всех сделать одинаковыми. Но практически все попытки отдельных человеческих групп пойти по этому пути природа развеяла. Хотя и в этих, некоторое время существовавших, обществах от имущественного неравенства не убежали, даже применяя репрессивные меры. Природа все равно брала своё. И злом в таких обществах становилась не частная собственность, а борьба с нею.

Таким образом, напрашивается вывод: не в частной собственности зло, как утверждали коммунисты. А в отношении к ней людей. Если владелец ставит её на службу своим эгоистичным интересам в ущерб общественным, частная собственность превращается в общественное зло. Если же собственность служит и для блага общества — это добро. Удачливый охотник делится добычей с соседями. Удачливый купец устраивает пиры для всей улицы или деревни. Удачливый коммерсант строит библиотеки, галереи, больницы и т. п. для всей страны. Успешный предприниматель даёт работу потерявшим собственность люмпенам... Разве это плохо? Нет.

Плохо другое. Обманывать, мошенничать, понуждать работать сверх разумной меры, губить здоровье работников вредными условиями труда, не доплачивать им справедливую цену на труд. И здесь абсолютно справедливым будет окорачивать силою принуждения этого купца, землевладельца или промышленника. Это должно делать государство. И лучше демократического государства для этого человечество пока не придумало.

Марксисты, оторванные от жизни в своих кабинетах, решили, что именно рабочие, объединённые общим трудом, самим производством подготавливаются к обобществлению собственности. Если бы эти теоретики пошли поработать вместо протирания своих штанов на стульях, они отказались бы от уравнительных мечтаний. Они бы увидели: природные законы и в рабочей среде безукоризненно работают. Все рабочие разные. Разная квалификация, разные способности, разная специализация. И получать за свой труд по-разному — это что ни на есть справедливо. Несправедливо — ставить работать за один станок аккуратиста и неряху: один будет грязнить и портить, а другой — беречь и чистить. Несправедливо - в одну артель или бригаду объединять добросовестного и шалопая. Тем более несправедливо - предоставлять за работу одинаковую оплату работящим и ленивым, совестливым и воришкам, педантам и раздолбаям... — всем одинаковую. Это-то и будет настоящая эксплуатация хороших работников плохими.

А фантазии, что коллективный труд воспитает нового коммунистического человека, пусть остаются пока в ваших утопических писаниях. Уже полтора века коллективного труда прошло со времён Маркса и Энгельса. Нового человека пока нет. Люди продолжают оставаться разными. И это — нормально. Это соответствует природе, а не вашим умственным завихрениям.

Да мы — мужики — ведь совсем не против появления нового человека! Пущай себе появляется. Может, когда-нибудь и сбудутся ваши прогнозы, и все станут порядочными и добросовестными. Но пусть это произойдёт естественным путём, а не по приказу партии сумасшедших.

Так ли уж оно плохо — появление частной собственности? Как ни ругай её Маркс с Энгельсом и Лениным, мы-то видим: она — признак цивилизации и двигатель прогресса. Рабство вместо убийства пленников — прогресс, как бы мы не морщились. Дать рабам свободу за денежный оброк — прогресс. Свобода всем — однозначно, прогресс. Пусть частную победит общественная собственность, если такое, вообще, возможно. Пусть появляются и, рядом со старыми, существуют новые формы собственности. Для этого демократия предоставляет все условия. Существуют и религиозные коммуны, и атеистические. Существуют народные предприятия, колхозы и кибуцы. Пусть они станут прогрессивнее, интереснее, производительнее, благороднее тех, что появились раньше. Пусть они победят. Но пусть это произойдёт эволюционным, естественным путём. А революционеров, требующих насильственного отъёма под предлогом обобществления, надо лечить. И лучше всего — физическим трудом. Ведь и Ленину с товарищами никто не запрещал создать производственную коммуну. Создали бы, да и жили счастливо, показывая пример другим. Так нет. Видимо, Ленин был, на деле, одержим не коммунистическими идеалами, а чем-то ещё. Достоевский назвал это «бесовщиной».

 

Обобществление средств производства.

Если кто подумал, что провозглашённое Марксом уничтожение частной собственности — это битьё, ломание и вывоз её на свалку, он ошибается. Маркс имеет в виду просто отмену права иметь частную собственность. Собственность должна стать общей. Обосновывается это у Маркса 

  1. необходимостью самого капиталистического производства,
  2. желанием класса наёмных работников избавиться от эксплуатации
  3. якобы, исторической закономерностью.

Рассмотрим все три причины по очереди.

(1) Действительно ли само развитие капиталистического производства требует своего обобществления?

От ремесленного общество перешло к коллективному труду на больших фабриках. И теперь трудовые коллективы, по мысли Маркса, вполне могут выгнать хозяев и продолжать производство самостоятельно, деля прибыль голосованием на общих собраниях. Теоретик научного коммунизма утверждает, что коллективный характер производства при капитализме сам всё настоятельнее требует обобществления. И неизбежно его произведёт.

Соответствует это действительности? Не думаю. Какая-то вычурная фантазия кабинетного философа. Если не журналиста, пыжащегося казаться философом.

Предприимчивый человек затевает дело. Ему нужны помощники. Он нанял их. Если бы он не организовал производство, эти люди, вполне вероятно, остались бы без средств к существованию. Благое дело сделал предприниматель? Благое.

Но Маркс фанатично уверен, что этот «кровосос» организует фабрику, чтобы эксплуатировать работников. Разумные же люди считают — чтобы производить товары на продажу. Чем плоха такая цель? Да ничем. Товар удовлетворит чью-то потребность в нём. Если он окажется никому не нужным, предприниматель разорится.

Да, капиталистом движет также и стремление к наживе. «Делаю хорошо другим, чтобы было и мне хорошо». Да, он будет пытаться платить наёмным работникам как можно меньше. Но не из цели поэксплуатировать! Здесь же обычный, вполне естественный базарный интерес: купить подешевле, продать подороже. Он, если не альтруист или гуманист, будет всегда желать купить услуги работников за возможно меньшую плату. Но Маркс даже во внимание не берет цивилизованные средства контроля за такими желаниями! Работники, объединённые в профсоюз, вполне могут отстоять свои пожелания по зарплате. В нормальном обществе само государство может законом ограничивать неумеренные аппетиты дельцов. Но это не варианты для Маркса. Экономическая борьба профсоюзов — трусость. Политическая борьба — бессмысленна в государстве, защищающем интересы капиталистов. Только революция и категорическое обобществление. Прямо-таки, какая-то революционная одержимость.

Хорошо, прогонят рабочие хозяина. Совсем не факт, что выбранный ими директор так же рачительно, как собственник, будет управлять хозяйством. Собственник рискует вложенными в дело деньгами. Затраты, повышающие стоимость товара, старается держать как можно ниже. Иначе не выдержит рыночную конкуренцию. Директор — такой же нанятый работник, как и все остальные. Его конкуренция не подстёгивает. Своими деньгами он не рискует. Что ждёт директора в случае неуспеха предприятия? Увольнение. Придётся либо уйти на понижение в должности, либо найти работу в другом месте. Психологическая разница хозяина и батрака очевидна. Сработать плохо — второму совсем не страшно. И она, плохая работа, несомненно, будет. Хотя бы спорадически.

Хорошо, если у собственника средств производства или наёмного руководителя предприятия есть ответственность за весь коллектив. Но у собственника ещё будет всегда ответственность и перед самим собой. Причём, не только совесть, которая может быть и у наёмного работника, но и вполне ощутимая угроза весьма крупных материальных потерь.

Изгонять собственничество — обрекать производство на большую безответственность и меньшую эффективность.

Но Марксу виделось это не так. Наверно, мнилось, что коллектив, ставший, вроде бы, хозяином фабрики, почувствует как раз ту самую ответственность собственников. Работники будут беречь инструменты (теперь же они им принадлежат). Будут старательно работать, ведь их благосостояние отныне зависит от собственных усилий, а не воли хозяина.

Но закон человеческой природы игрою разума не изменить. Ответственность, разбросанная на всех, не увеличивается, а, напротив, уменьшается, разбрызгивается и теряется. Общее — значит, ничьё. Уж так определено природой. Моя рука — я за неё и в ответе. Рука другого человека — пусть он её и бережёт. Нет, не безразличие здесь присутствует, а степень значимости. На первом месте — дорожить своим, на втором — своей семьи, имущество и здоровье друзей — на третьем месте... А уж всех остальных — в самом конце очереди.

Своя корова — ухаживаю и берегу. Чем лучше это делаю, тем она здоровее и даёт больше молока. Общая корова — один ухаживает, как за своей, второй — настолько, чтобы не наказывали за нерадивость, а третий — из рук вон плохо. Старания одного нивелируются халатностью другого. Если при этом они ещё и получать будут за свои усилия одинаково, прощайте, старание и ответственность — все постепенно придут к самому низкому значению.

Обобществление — путь вниз, к лени, безответственности, низкой производительности. Маркс, объявляя социализм более передовой, чем капитализм, формацией, на деле зовёт к отступлению. К меньшей заинтересованности, к меньшей производительности, к меньшей эффективности. Большевики, поверившие в его призывы, на практике столкнулись с этим падением вместо ожидаемого подъёма. Уж какие только формы обобществления они не попробовали с 1917-го по 1919-ый год! И рабочий контроль, и рабочее правление, и фабричный или заводской комитет, и совет народного хозяйства, и коммуну, и артель... Производство неизменно рано или поздно рушилось и исчезало. Действительность показала — обобществление на самом деле вело к анархии. Живыми оставались только производства с единоначалием и ответственностью либо частных собственников, либо директоров, поставленных государственной властью. Эффективность вторых, конечно, поддерживалась не снизу — естественным чувством хозяина, а приказом и угрозой наказания сверху. Но централизованная система хоть как-то работала!

Подталкиваемые жизненными реалиями, Ленин со своими товарищами, следуя заветам Маркса, их же, фактически, и опроверг. Высшей степенью капитализма Маркс считал государственную монополию. Её он назвал самой большой капиталистической дрянью, которая, в отсутствие конкуренции, приведёт к самой большой эксплуатации, к самой большой несправедливости, к самым большим социальным потрясениям. Её-то, государственную монополию, и воздвигли большевики к 1920-ому году. Соответственно (здесь Маркс оказался прав), страна и получила невиданные эксплуатацию, несправедливости и потрясения.

Если кто-то бросится защищать Ленина и его компанию, де, саботаж капиталистов и гражданская война останавливали предприятия, разрушали производственные связи и потому требовалась жёсткая централизация, то ответьте, почему по возвращении к мирной жизни, когда уже и все капиталисты были разогнаны или истреблены, ленинцы не вернулись к воплощению марксистского обобществления? Централизация не только осталась, но и продолжила укрепляться. Все предприятия были национализированы, все стали государственными, все управлялись центральным бюрократическим аппаратом. Но разве могли марксисты-ленинцы признать, что создали то, против чего призывал бороться Маркс? Конечно, нет. Как первоклассные демагоги, объявляющие чёрное белым, они государственную монополию и объявили настоящей всенародной обобществлённой собственностью.

Правда, и это экономике уже не помогло. Эксперименты рецептам Маркса её полностью убили. Смертельными были ещё и попытки большевиков отменить вовсе товарно-рыночные отношения вместе с деньгами. Опять же по лекалам Маркса. Деньги — зло, рынок — поле обмана, продукты должны всеми производиться, а правительство будет их между всеми распределять. Вместе с деньгами и рынком исчезло всё, что раньше называлось товарами. Крестьяне перестали производить продукты, не ожидая от правительственного распределения ничего хорошего. Рабочие перестали производить изделия, ничего за них не получая. Умерло всякое нормальное движение, кроме партийных собраний. Идеи Маркса показали свою несостоятельность. Но Ленин, несмотря на этот грандиозный провал теории, потому и считается выдающимся, что вывернулся и на этот раз. В 21-ом году он предложил вернуться, фактически, к дореволюционному порядку. Снова частное предпринимательство, снова деньги, снова торговля... Только вместо самодержавия царя стало самодержавие партии большевиков. Естественно, самодержавие своей власти прикрыли, якобы, пролетарской природой партии, а возврат капитализма — творческим развитием марксистского учения.

Мол, это временное отступление в силу того, что страна малоразвита, население малосознательно, а окружение врагов очень сильно. Отговорки, конечно. Но понять можно — неудобно признать себя одержимыми последователями никуда не годного учения.

Итак, требует ли само капиталистическое производство обобществления? Нет. Во всяком случае, после Маркса уже 150 лет прошло, а частные предприятия не только продолжают существовать, но ещё и прогрессируют, причём гораздо успешнее национализированных и коллективных. Требует ли коллективный характер производства обобществления? Тоже нет. Коллективы в демократических странах и так живут неплохо. А, если что-то не удовлетворяет, профсоюзным движением и легальной политической борьбой вполне добиваются улучшений условий, ничего не обобществляя.

Практика и вовсе показала: обобществление всех средств производства пагубно для общества. Оно необходимо только в сферах, где без него не обойтись.

(2) Обобществление средств производства диктуется стремлением пролетариата освободиться от эксплуатации.

И эта идея, кажется, высосанной из пальца. Наёмный работник, действительно, имеет кое-какое стремление. Но это не то, что называет Маркс. Демократическое рыночное общество всё построено на движении товаров. Способности человека — тоже товар. Рабочий продаёт свои способности хозяину производства. И стремление тут одно — продать как можно дороже. При наличии в обществе безработицы, такой товар, разумеется, теряет свою стоимость. Капиталист платит за него мизерную зарплату. У рабочего есть желание иметь зарплату больше, рабочий день— меньше, условия труда — лучше. Нормальные потребности. Но это, согласитесь, не стремление к освобождению. Стремление к освобождению — «хорошо было бы вовсе не работать, но получать для жизни сколько надо». И оно, действительно, у всех нормальных людей есть. И у пролетария. Вот в таком положении было бы полное отсутствие эксплуатации. Но обобществлять для его осуществления производство — нонсенс. Получается, ленивые — что ни на есть на свете, самые революционные социалисты. Или коммунисты (ведь Маркс провозгласил принцип коммунизма: работай, сколько сможешь, а получай, сколько захочешь).

Зачем пролетариату обобществление? Сократить рабочий день? Поднять зарплату? Улучшить условия труда? В принципе, этого нужно добиваться. Это нормально. Профсоюзными требованиями, стачкой, политической борьбой за нужные государственные законы. Ненормально устраивать для этого революцию и это самое обобществление.

Историческая практика доказала — социалистическая революция и обобществление не приводят пролетариат к освобождению от эксплуатации. В России от того, что капиталистов сменила государственная монополия, эксплуатация стала даже ещё жёстче.

В студенческие годы мне резанула мозг страшная догадка. В том, что рабочие до революции жили в нищете, я не сомневался (слава пропаганде КПСС!). И вдруг вспомнил прочитанный в 9 классе роман Горького "Мать", где описывалось житьё-бытьё семьи будущего революционера. Опять взял книгу в руки. Читаю: жили они в частном домике, мать Павла занималась хозяйством, не работала, отец работал на заводе, каждый день безбожно пьянствуя. Заподозрить писателя в приукрашивании нельзя —роман-то обличительный. Но если бы моя мама не работала, а сидела дома, на зарплату одного отца наша семья влачила бы просто супернищенское существование. А если бы он ещё и тратился каждый день на бутылку, мы бы просто с голода пухли. И, даже при работающих двоих членах семьи, мы не могли позволить себе построить частный домишко. Обитали в муниципальной квартире.

Конечно, в семье Павла Власова, наверно, одежонку покупали реже, а книжки и телевизор вообще не покупали. И всё-таки сравнение породило грустные размышления: а на самом ли деле коммунистическая партия освободила нас от эксплуатации?

Если бы Маркс с Энгельсом услышали мои соображения, видимо, рассмеялись : эх, святая простота, не может постигнуть глубину философской мысли — пролетариат, в силу малообразованности, конечно, не осознаёт своей цели переустроить мир; рабочим ближе мелкие экономические задачи (повысить зарплату, сократить рабочий день и другие подобные); и только сознательные рабочие и их авангард, коммунистическая партия, ясно представляют себе, что обобществление средств производства — настоятельная задача, что только так будут разорваны цепи рабства. Но, честно говоря, не убеждает эта высокопарность. Мишурой пропагандистских обещаний скрыто простое незнание жизни и её природных законов.

Вы хотя бы на собаках попробовали сначала, как говорилось в старом советском анекдоте прежде, чем на людях эксперименты ставить. А ведь был уже отрицательный опыт — коммуна английского философа Оуэна во времена Маркса уже прекратила своё существование. Оуэн в конце жизни ратовал уже не за обобществление, а за государственную политику по усилению социальной защищённости наёмных рабочих. Может, были и другие коммунарские попытки, о которых мы не знаем. Был также опыт и различных религиозных коммун, которые широко распространились в США и Канаде. Этот опыт говорил: существование коммун, как сообществ единомышленников, вполне возможно. Причём, и в рамках капитализма. Только при одном условии — это сообщество должно иметь возможность своего члена, нарушающего установленные в коммуне правила, изгнать в параллельный мир частной собственности и «эксплуатации».

Никто не мешал Марксу, Энгельсу и Ленину с Троцким воплотить свои коммунистические убеждения на практике, организовав коммуну или хоть сеть коммун. Причём, не только в далёких США, но и даже в России. Они не стали.

А как было бы хорошо! Существует проклятый капитализм, а рядом с ним сообщества счастливых людей, освободившихся от эксплуатации, показывают своей жизнью пример. И всё шире и шире становится коммунарское движение. И вот уже капиталисты остались без рабочих. Некого эксплуатировать, и они разоряются. Разоряются ещё и потому, что коммунистические производства показывают невиданную для капитализма производительность труда и технический прогресс. И вот, наконец, последний эксплуататор со слезами на глазах закрывает свою обезлюдевшую фабрику, или продаёт её какой-то коммуне, и сам просится в ряды коммунаров.

Нет. Не случилось. Не стали наши теоретики коммунизма размениваться на мелочи. Объявили своей целью осчастливить всё человечество разом. Ну, или хотя бы одну страну, на худой конец. Что они скрывали под своим лозунгом на самом деле, остаётся только догадываться. И, кроме страшного, на ум ничего не приходит.

(3) Обобществление собственности — закономерная необходимость?

Как славно, стройно и логично Маркс выстроил историю человечества. Заря человечества — общинно-родовой строй, первая стадия. Собственность общая — территория, мясо, добытое совместной охотой, пещера-жильё... Первобытный коммунизм. Свобода, равенство, братство. Если смотреть на историческую синусоиду, дуга выше нуля.

Затем совершенствование орудий труда и технологий приводит к появлению семьи и её частной собственности. Появляются запасы продуктов, различные по объёмам. А это имущественное неравенство. Начинаются грабительские войны, рождаются государства. Синусоида устремилась вниз и переползла нулевую отметку с появлением рабов из неубитых пленников. Началась эпоха неравенства и эксплуатации.

Дуга неравенства делится на три сектора: рабовладение, феодализм и капитализм. Капитализм — уже пополз вверх и приближается к нулю. Рабов давно нет, зависимые крестьяне уже освободились, все люди — вольные птицы, демократия укрепляется, промышленность прёт так, что скоро завалит весь мир нужными людям изделиями. Но капиталистам это не нужно — чтобы изделий хватило всем. Они даже уничтожают часть, чтобы удерживать цены на остатки. Прибыль любой ценой — цель эксплуататоров. Капиталисты становятся тормозом росту общественного благосостояния.

Но ход истории неумолим. Промышленность может дать обществу всё, что нужно. И общество, видя это, должно убрать тормоз прогресса. Капиталистов упраздняют. Синусоида перепрыгивает ноль, устремившись вверх. Производительные силы теперь принадлежат всему обществу, ничто не мешает их росту, эксплуатации больше нет, всё идёт по общественному плану. Произошла социализация (обобществление), родился социализм — первая стадия коммунизма. История сделала спиралевидный виток, и общество вернулось к общей собственности, как в первобытности, но уже на новом, более высоком уровне. Человечество начинает новую историю. Там уже будут другие взлёты и падения, другие витки спирали, неизвестные нам. Но они обязательно будут. Ибо это закон развития.

Выглядит теория убедительно. И многие до сих пор считают её правильной. Но всё ломается, если обращаешь внимание на неочевидные ошибки и натянутости.

Не было в истории периода общественной собственности. И нет периода частной собственности. Всегда была, остаётся и, по всей видимости, умирать пока не собирается семейная собственность. Стайка обезьян во главе с вожаком — это семья. Родовая община первобытных людей — это тоже семья. Да, она большая, да, похожа на коллектив. Но это семья. Территория для охоты или выпаса скота у них общая. Но она принадлежит не обществу, а большой общинной семье. Родство своё все члены ведут от одного предка. Это или тотемное животное, или женщина-мать. Потому семья и зовётся — род.

Вещи личного пользования никогда не были в общей собственности. У обезьян так. И у первобытных людей было так. Моя шкура, мой камень, моё копьё. Пока совместно охотились, мясо поедали совместно. И странно было бы другое. Но это обычный семейный стол, а никакое не общественное производство и потребление.

Стали охотиться, скот пасти или хлеб растить малыми семьями — соответственно и территории поделили. Говоря «это мой надел», имели в виду «это принадлежит моей семье». Пусть никого не вводит в заблуждение утверждение о «моем», как это случилось с классиками марксизма. Бессемейные единоличники были всегда. Они есть и у стайных и стадных животных (изгои). Единоличники были всегда и у людей. Может, они и имели свою частную собственность, но это были исключения! Им даже передать эту собственность по наследству было некому! Если не было семьи.

Итак, всегда были и семья, и её собственность. Не было рождения семьи, не было рождения частной собственности. Архитектура общественных формаций, выстроенная Марксом — надуманна. Получается, и спирального витка никакого нет. Нет возвращения к общественной собственности. Есть только прямая линия развития. Развивается семейная собственность, которую марксисты именуют частной. И пока нет никаких предпосылок для её обобществления. Кроме надуманных.

Теперь о периоде классовых обществ. Маркс выделяет три: рабовладение, феодализм и капитализм. Соответственно, в каждом определены по два класса: эксплуататоры и эксплуатируемые. Рабовладельцы и рабы, феодалы и крепостные крестьяне, капиталисты и пролетарии. За критерий, по которому делятся члены общества, взято отношение к эксплуатации — он кого-то или он кем-то. Критерий очень условен. В рабовладельческом обществе инструментом считался не только вещественный предмет, но и скот, производящий работу. И раб приравнивался к скоту. Раб был инструментом. Его использовали, как вещь или животное. Но мы же не говорим, что лопата или осёл эксплуатируются?! Что им недодают заработанное?!

Точно так же сомнительно употребление термина «эксплуатация» в отношении крепостных крестьян. «Плата за защиту или чрезмерная плата за защиту» гораздо корректнее «эксплуатации». Даже можно употребить «налог на содержание воина». Как и «отбытие трудовой повинности на содержание воина». И продуктовая плата, и оброк, и барщина могли быть малыми, терпимыми и чрезмерными, но все-же, по сути, это были налоги. И их отправление назвать эксплуатацией — большая ошибочная натяжка.

Эксплуатация капиталистами рабочих — так же выдуманная концепция. Свою прибыль предприниматель получает не из недоплаты заработанного рабочим. Материально буржуй от этого ничегошеньки не получает. Получает он только продав товар. Там-то и обнаружится разница — сэкономил что-то на рабочих или нет. Если придётся из-за снижения спроса сбросить цену, прибыль уменьшится. А если вовсе отдать товар за бесценок, вполне может статься, что не капиталист получил навар, недоплатив пролетариям, а они поимели с него. За труд он им заплатил, а впоследствии потерпел убыток.

Конструкция Маркса о капиталистической эксплуатации, как недоплате рабочим за труд, искусственна и далека от реальности. Капитализм — это свободное рыночное общество. Продаются и товары, и способности. Поэтому гораздо уместнее рассматривать, как товарные отношения работников и работодателей. Наёмный работник предлагает предпринимателю купить у него трудовые способности за определённую цену (зарплата). Она может варьироваться в зависимости от обстоятельств. Редкая, но нужная специальность будет стоить дороже. Высокая квалификация тоже будет дороже. Гуманный работодатель может дать цену выше. Недостаток предложения на рынке труда также поднимет зарплату. А вот наличие в обществе безработных будет провоцировать капиталистов снижать оплату труда. Примитивно-механистично обрисовать эксплуатацию формулой: вот такова, мол, стоимость труда, а оплата труда меньше, разница между ними есть нагло присваиваемый капиталистом навар с рабочего — некорректно и далеко от науки. В условиях свободного рынка цена товара и стоимость труда пролетария — непостоянные величины. Брать их в измерение нельзя. Да и стоимость товара (денежный эквивалент затрат на его изготовление) тоже зависит от непостоянных цен на сырьё, энергию, транспорт и многое другое.

То есть, эксплуатации в «эксплуататорских» обществах просто нет. А что есть? А есть неравноправное, сословное и, соглашусь, классовое деление. Разные права, разные возможности, разные обязанности, диктуемые государственной властью. И, конечно, никакой справедливости в этих различиях нет. Бедность и бесправие угнетённых классов и сословий, узаконенная несправедливость — всё возмущает нормального человека. А привилегированных угнетателей так и тянет назвать эксплуататорами, хотя определение очень условно.

Но бесправие и угнетение — характеристика рабовладельческих и феодальных отношений. В демократических обществах их уже нет. Есть свободные рыночные отношения, есть равноправие. И даже при всей кажущейся власти денежных тузов, это не власть класса капиталистов, а просто несовершенное законодательство, попустительствующее подкупу судей, чиновников, журналистов и избирателей. Законодательно власть капиталистов не оформлена. Да и класса буржуазии не существует. Назвать классовым капиталистическое общество нельзя. Хотя именно это и сделал Маркс. Сделал намеренно, чтобы поставить на одну доску с действительно классовыми предыдущими формациями. Предприниматель и пролетарий — это не закреплённые государственным уставом принадлежности. Сейчас он капиталист, а разорился — стал пролетарием. Пролетарий же при удачных обстоятельствах, или используя изобретение, вполне может стать предпринимателем. Такими были, кстати, и социалист Оуэн и отец самого Энгельса. Да человек и вовсе может быть одновременно и пролетарием, и предпринимателем.

Таким образом, из ряда классовых формаций капитализм (правильнее будет назвать «демократизм») корректнее будет исключить. Критерием для характеристики формации корректнее взять не эксплуатацию, а классовость, или демократизм. Линия истории сокращается до трёх этапов: первобытный демократизм, классовый недемократизм (рабовладение и феодализм) и индустриальный демократизм. Последний — продолжает развиваться и совершенствоваться. В последние 70 лет по достигнутой степени социальной защищённости членов общества многие демократические страны впору и впрямь объявить социалистическими. Но переход к такому социализму проходит без социальных потрясений и обобществлений собственности. Обобществление — не необходимая закономерность, а простое пожелание заблудшего журналиста.

 

Определение социализма

Просто объявить переходную к коммунизму ступень счастливой и свободной от эксплуатации недостаточно. Нужны более конкретные характеристики. По Марксу, главная черта нового общества — средства производства обобществлены (социализированы, поэтому и название — социализм). В этом, в социализации, самая суть марксизма, вся новизна. Обобществление, якобы, сделает эксплуатацию человека человеком невозможной.

Идея не нова. До Маркса её уже высказывали многие социалисты, видя в частной собственности корень зла. Но Маркс — первый, кто придал этой теории, якобы, научно обоснованный вид. Причём, именно вид. Никаких расчётов, математических или логических доказательств. Никакого обобщающего анализа экспериментов. Но рядом стоят политэкономические формулы. Они, правда, тоже высосаны из пальца и не отражают действительность. Но каков имидж!

Рассмотрим идею социализации с житейской точки зрения. Способна ли она избавить от несправедливости? Ведь историческая практика уже показала — есть какая-то неточность, червоточинка, а может, даже и ошибка, в марксизме.

Итак, средства производства Маркс предлагает сделать общими. Эти средства можно назвать простыми словами — природные ресурсы и человеческие инструменты. Но ведь не солидно! Простенько. Куда более эпично звучит — «средства производства»!

Хорошо. Ресурсы. Это то, из чего добывается благо. Земля и её недра, леса, воздух и воды — всё это не что иное, как территория. Объявить территорию общей для пользования, вроде бы, можно. Вот только отдать её в общее пользование нельзя. Нельзя допустить, чтобы любой человек или группа людей начала разрабатывать кусок территории по своему усмотрению.

Логично предположить, что Маркс видел это так: человек, или группа людей, испрашивает у общества разрешение. Или общество поручает кому-то эту разработку ресурсов. И, видимо, здесь мысль Карла и остановилась. Как и кем это будет делаться, его уже не интересовало. А мы, давайте, пойдём немного дальше. У населения всей страны спросить разрешения — невозможно. Как и поручение кому-то дать общество не в состоянии. Должен же быть какой-то инструментарий, какой-то алгоритм действий!? Также совершенно нельзя, чтобы этим занималась часть общества, навроде местного поселения или нескольких поселений. Потому как местечковые интересы не должны противоречить общенародным. И уж тем более нельзя это разрешить без научной экспертизы — не причинит ли разработка вреда природе и людям. Получается — необходимые условия: учёный совет и референдум должен будет кто-то организовать. А потом ещё и контролировать производимые работы. И уж коли это будет не монарх со своей дворней и не буржуазное государство, которые Маркс разгоняет своей теорией к чёрту, то всё равно это будет государство. Государство, как представитель всего общества. Государство, которому общество делегировало свои полномочия разрешать-запрещать и контролировать.

Обобществление, когда посмотришь внимательно на это явление, по сути-то является огосударствлением! Территория, вроде, и принадлежит всему народу, а распоряжается ею государство. Правительство, министерство или какое-то подчинённое им ведомство. Без государства ну никак не обойтись. Государство и явится настоящим хозяином территории.

Как там у марксистов насчёт государства? Аппарат подавления? Вот и получается: Маркс, на деле - сторонник как раз того, чего он противник.

В этом месте сегодняшний марксист радостно затрёт ладонями: э-э, нет, батенька, плохо вы читали нашего учителя! На переходный к коммунизму период Маркс не отрицал существования государственного аппарата! Напротив! Он говорил: для подавления сопротивления буржуазии государство, как инструмент революционного пролетариата, будет обязательно нужно.

Конечно, говорил. Но также он говорил и, что после победы над капиталистами, оно отомрёт. А ведь ошибался. Или завлекал несбыточной перспективой. Не отомрёт оно, родимое. Не отмерло в СССР. И при коммунизме, если он наступит, нужны будут регулирующие органы. И, хоть вы назовёте их антигосударственными, государственными они быть не перестанут.

Но предположим, что государство при социализме-коммунизме станет на службу не своим и не каким-нибудь корпоративным интересам, ведомственным или партийным, а на службу народу. Будет блюсти его интересы и выполнять его поручения. Жутко сомнительно, чтобы народ стал этаким знающим и умным, чтобы руководить чиновничьим аппаратом. Но предположим, что стал. Маркс-то как раз в этом, видимо, был уверен. Наивный романтик. Это сейчас многие, рассматривая историю социализма в России, знают, что доверять серой массе решение государственных вопросов — преступление. Причём, преступление против самого же народа. Но и во времена Маркса, при здравом размышлении, было ясно — не может простой человек, не отягощённый знаниями и культурой, принимать правильные и дальновидные решения. У простого человека мотивы не отличаются сложностью. Было бы сытно, безопасно и спокойно. Отличить демагога и обещалкина от порядочного политика простолюдину трудно. А вот обмануть его как раз не составляет труда. Наобещай светлого будущего, как Маркс напридумал, наговори с три короба, желательно ярко, горячо, убеждённо и доходчивыми словами... И пойдёт обыватель, как миленький, голосовать за безответственным популистом. Хоть за социалистом, хоть за национал-социалистом. Или коммуно-анархистом.

Значит, остановились мы на том, что народ каким-то чудом стал, как мечтал Маркс, умным-умным, политически-научно-культурно подкованным. Его не обмануть всяким фантазёрам, шизофреникам и преступникам. Все вопросы государственного устройства, все проблемы страны решаются не узким кругом властной верхушки, а всенародными обсуждениями и референдумами. Логично тогда предположить, что в обществе будут образовываться, соответственно количеству возможных вариантов решения вопроса, различные политические группы. Проще всего, если бы это были партии. Эти организованные общественные комитеты разрабатывали бы свои программы решения проблем, вели бы пропагандистскую, разъяснительную работу, а обществу всего и оставалось бы выбрать на референдуме импонирующее решение, на выборах избрать в государственный аппарат импонирующую партию. Но Маркс не ищет лёгких путей! Модель, на которой он настаивает, предполагает лишь одну руководящую партию — коммунистическую. Для него однопартийная система, но только именно с этой партией — идеал. И здесь тоже налицо преступная наивность кабинетного фантазёра. Ведь власть одной партии — ни что иное, как монополия! Хоть и политическая, но монополия, которая, по уверениям того же Маркса, ведёт к разложению и регрессу. Опять Маркс выступает за то, против чего он выступает. Маркс весь соткан из таких противоречий. И только простака или преступника привлечёт этот запутанный клубок.

Конечно, он фантазировал, что даже в отсутствие других партий, общество будет всё равно свободно обсуждать различные проекты не партий, а, видимо, инициативных групп. То, что у большевиков называлось платформами и уклонами. Куда делись эти группы, мы прекрасно знаем. Но, даже если допустить, что партийная монополия благосклонно отнесётся к критике альтернативных групп, что будет полная свобода слова и равнодоступность средств информирования для всех точек зрения, нет никакой надежды, что народ внимательно к ним отнесётся, а не апатично проголосует за генеральную линию.

Нет в мире ничего лучшего, чем уже ранее придуманное и апробированное. А новое надо испытывать — может, и не подойдёт ещё. Апробированное — общественные партии. Испытанное — многопартийность. Стоило ли Марксу отказываться от уже доказавшего свою полезность в угоду придуманной сомнительной конструкции какого-то народного самоуправления? Не думаю. И уж вовсе ребячеством выглядит его твёрдая убеждённость в правильности своей точки зрения. Ну хоть бы чуть-чуть усомнился! Ведь взрослый бородатый мужик. Да нет — ребёнок. Просто бородатый и морщинистый.

Подведём итоги.

  1. Ошибка Маркса: обобществления быть не может, может быть только огосударствление.
  2. Ошибка Маркса: что государство при коммунизме отомрёт.
  3. Ошибка Маркса: народ не может быть полноценным руководителем государства.
  4. Ошибка Маркса: многопартийность отменять нельзя.

     

Евгений Бурукин (оригинал статьи https://vk.com/ev.burukin59)

комментариев нет

Читайте также

0 131771
Ставропольский край
4 24803
Ульяновская область
0 22017
Санкт-Петербург
3 22043
Пензенская область
0 26404